Путь Архааля: Рила
По
мнению старой феи, у Георга давно наступила пора, когда нужно заканчивать с
геройством, и усаживаться дома за книгой, греть кости под пледом и растить
внуков. Но у инквизитора внуков не было, а геройство было в его крови, поэтому,
когда прямо у стен Заранда из земли начали всходить мертвые, будто колосья
пшеницы, давно посеянные и, наконец, проклюнувшиеся, он первым оседлал коня и
за пару часов собрал небольшую армию ополчения.
И
то, что он увидел, было как раз тем, что не раз являлась ему во снах – живые
платья, живые штаны и шапки прямо на его глазах принимали очертания тел, ног и
голов. Вместо пуговиц проклевывались глаза, а там, где раньше были молнии,
теперь алчные рты.
Рила
была из тех фей, что давно смирились со своей участью – леса в центральном
Лааре вырубали нещадно, а их жителей отправляли в зоопарки и на подмостки
театров. По сравнению с участью длинноухих актеров, она могла гордиться своей
участью – работать шутом в застенках инквизиции. Ловкие пальцы перебирали
дырочки на флейте, и за это его оставляли жизнь – вот это стало для него
нормой. Сегодня же, когда она уже пару десятков лет ведет дружбу с этим
человеком, Георгом, ей посчастливилось оказаться в самом центре горячей сечи:
люди сражаются с тем, что яростно желает походить на людей. И, признаться, Рила
считала это смешным. Хотя бы потому, что у живых в этой битве не было никаких
шансов.
Георг
трубил в свой рожок, и звук разлетался по полю, а на небе уже собрались тучи.
Инквизитор собирался закончить бой к ночи, но длилась эта битва дня четыре, не
меньше. И раз за разом он трубил в этот маленький рог, который остался ему от
отца, и каждый раз по его команде клинки опускались на вставшую нечисть, и к
своему ужасу, Георг видел, что у убитых – такая же красная кровь, и не меньшая
мука на лице во время гибели, чем у его товарищей. Он сам влетел на коне в гущу
еще не до конца сформировавшихся, окрепших и привыкших к свету Лаара тел, и
рассек пару дюжин из них длинным клинком, пока те сообразили, что происходит.
Они теряли конечности с такой же болью, как теряют люди, и с таким же
удивлением смотрят на стрелы, втыкающиеся в их грудные клетки.
И
их ярость – такая же. Они были вооружены вилами, граблями и всем тем, что можно
было найти на поле. И это оружие, на первый взгляд, мало что могло сделать с
высокозащищенными воинами Заранда, но это лишь на первый взгляд. Рила ясно
видела, как шесть мертвых стащили моложавого парня с рыжими усами с лошади и
стали драть на части. Фея начала играть на флейте, и шесть пар неживых глаз
заворожено уставили на него, а в это время инквизитор раскидал их в стороны.
-
Спасибо. Меня Фобом зовут, - разулыбался рыжий.
-
Да не за что, - благодарности Рилу мало интересовали. Гораздо больше ее
привлекал эксперимент – чем те отличаются от этих. – Ты руби-руби, больше толку будет, чем от
болтовни.
Георг
слышал, как трубят горны в Заранде, и это означало лишь одно – в городе начался
бунт, но вырваться из оцепления мертвых не было никакой возможности. Он рубил
одного за другим, и, казалось, враги не имели количества. А может, просто
оторванные "кафтаны” пришивали свои "рукава” прямо на поле боя.
Среди
похожих на людей, были и совсем не похожие. Им будто не хватило деталей, чтобы
полностью сымитировать человека, и пришлось брать то, что есть. На второй день
схватки Георг сцепился с тем, у кого было две головы, и каждая из них болтала
всякие глупости до тех пор, пока инквизитор не снес их с плеч. А потом были
похожие – те, что в своих трех руках пытались удержать три клинка, и путались,
задевали и резали своих – приглядевшись, Георг понял, что им не хватило глаз.
Толкнув одного такого в гущу врагов, он наблюдал, какая знатная свара началась
в овраге, куда все они слетели, перемешались своими конечностями и ржавыми
косами-вилами.
Фоб
больше не совершал ошибок. Он так же слышал ревущий рог Заранда, и мчался в
самую гущу боя, где в бесстрастном танце инквизитор Георг разделывал нежить.
-
Господин! Господин!
-
Что тебе, рыжий?
Фоб
прирезал человека, у которого на лице расположились сразу два носа, а затем
ответил:
-
В городе беда.
-
Да слышу. Иди и дай им прикурить.
-
Не курю, господин.
-
А советую! Табак гномов – знатный, парень. Попробуй, если выползешь отсюда.
Фоб
поклялся, что попробует, а затем, снова и снова вступая в схватки, двинулся к
городу.
Рила
следила за рыжим. Фея ни за что бы не признался себе, что волнуется за
человека, но, наверное, в данном случае так и было. Ведь она все еще слишком
живо помнила тот миг, когда этого парня стащили с коня, и нечисти понадобились
бы лишь жалкие несколько секунд, чтобы вилами растащить его на части.
Лавируя
между толпами людей, не-людей, фея играла на флейте, и ее звук оглушал и тех, и
тех. Того, что лишен ушей, пришлось прирезать крохотным ножиком, и вот уже путь
свободен. Фея села на плечо Фоба и приказала:
-
Вези!
Рыжий
лишь усмехнулся. Теперь его битва стала проще. Подбадривающий звук флейты (и
губительный для противника, конечно) словно ускорил его, и теперь удары,
нанесенные Фобом, невозможно было отразить. Вместе они достигли стен Заранда.
-
Так не пройти.
-
Еще бы, рыжий! Если там бунт, то ворота тебе уж точно не откроют. Ну, тут есть
одна штука, камень двигается. Жди.
Фоб
стал ждать. Здесь, рядом со стенами, поле битвы было легко различимо, и оно
было красным. От тел и множества крови. А еще от того, что слуги Ковена
предпочитали в своих нарядах именно этот цвет. Еще где-то там Георг. И другие
инквизиторы. Видны вспышки молний, блики клинков. И на многие мили вперед - полчища
нежити.
-
Не зевай. Ползи сюда, рыжий!
-
Меня Фоб зовут.
-
А разница? Тащи себя в эту дырку, я тебе сказал!
Рила
изучила Заранд, как свои пять пальцев. На службе у инквизиции ей ни раз
приходилось выступать то шпионом, то разведчиком, и о секретных ходах она знала
примерно столько же, сколько об ассортименте церковного трактира, в котором ей
выдавали паек. Сейчас фея нашла нужный камень, и в крепостной стене огромного
города открылся узкий проход. Рила полетела вперед, свернула за угол и нашла
еще один рычажок, который включал свет.
И
стоило магическим светильникам вспыхнуть, как фея ойкнула от страха.
Наконец,
Георг нашел того, кто за всем этим стоял. Он был в черном камзоле, со
множеством застаревших шрамов и от него несло дубильным раствором. Инквизитор
ударил монстра в живот, но тот легко парировал удар своим мясницким ножом.
-
Кто ты?
-
Я Портной. А кто такой ты, мне известно. Убийца!
Мясник
рванул вперед, но гнилые ноги подвели его, и он свалился к ногам Георга.
-
Да. Убийца, - последнее, что увидел Портной, так это улыбку инквизитора, и
острый клинок, наконец, освободил его от давних пут договора с Уггудом – теперь
его душа получила покой и взметнулась вверх, в тучи, яркой искрой.
А
в тоже время в ярко освещенном туннеле Фоб встретил демона из своих самых
страшных кошмаров. Он был тощ, и эту худобу к тому же заковал в корсет, прибив
его к себе гвоздями. Разрезанный до ушей рот, а позже зашитый, улыбался вечной
улыбкой. А выбритая тонзура говорила, что некогда он имел отношение к
деятельности инквизитора.
-
Убей его! – вопила Рила. Она порхал на плечом рыжего и ругалась, как демон.
-
Мертвое редко умирает, мальчик, - демон пожал плечами, и достал из-за пазухи
старое долото. – Убивает чаще.
-
Убей-убей-убей!
Но
Фоб оцепенел от страха. В детстве он видел нечто подобное. Однажды он
проснулся, и услышал шум в соседней комнате. Тогда ему было не больше шести, но
он запомнил, как выглядел ночной гость. Именно этот корсет, стальные прутья,
фиксирующие руки, высохшую по самый позвоночник шею. Тогда демон копался в
шкатулке с материными драгоценностями, а сейчас он стоял в паре метров и
ухмылялся. Ухмылялся…
-
Меня зовут Ювелир. А тебя, мальчик?
-
Фоб.
-
Помню тебя. У твоей сестры был отличный вкус.
И
от этих слов рыжий инквизитор проснулся. И единственным ударом доказал, что
иногда мертвое все же умирает. Один простой удар в самое сердце Ювелира. Долото
упало на дно туннеля, а демон начал распадаться в прах. Лишь железо, которым он
был нашпигован, осталось.
-
Фоб! – радостно завопила Рила.
-
Я рад, что ты запомнила, как меня зовут. А теперь, веди в город.
Победив
свои ночные кошмары, он следовал за феей по тайным коридорам внутри стен
Заранда, а снаружи война закончилась. Стоило пасть создателям, как армия,
собственноручно скроенная ими, распалась. И создана она была совсем не для
того, чтобы разрушить города людей, как полагал Георг, а совсем для другой
цели, так и оставшейся неведомой людям.
А внутри Заранда бурлил бунт. Который был едва ли
не более опасен, чем целое войско оживших тел.
|
